Постмодернистская теория. «Постмодернизм»: может ли современная ситуация быть описана термином «постмодерн»? Философия постмодернизм как социальная теория

Постмодернизм иногда называют «всеядным», так как он стремится вобрать в себя все, что есть в культуре. Это направление в искусстве XX в. во многом связано с развитием средств массовой информации. Возникнув прежде всего как культура визуальная, постмодернизм в живописи, архитектуре, кинематографе, рекламе сосредоточился на моделировании действительности путем экспериментирования с искусственной реальностью – видеоклипами, компьютерными играми. Эти принципы работы со знаками культуры постепенно вошли и в другие сферы.

Теория постмодернизма начала складываться в 1970-е гг. в философских кругах США. Наибольшее влияние на эстетику постмодернизма оказали идеи французских постструктуралистов (Ж. Лакана, Ж. Дерриды, Ж. Делёза, Ж. Бодрийяра, Р. Барта и др.). В основу постмодернистской эстетики легла идея постструктуралистов о «мире как тексте». Это тезис многих работ Ж. Дерриды, который полагал, что текст – это карта, имеющая свои дороги и их невидимые ответвления, подземные пути и так далее.

Жак Деррида (1930-2004) – французский философ, представитель постструктурализма, постмодернизма. Основные работы: «Философские маргиналии» (1972), «Шпоры. Стили Ницше» (1978), «Почтовая открытка. От Сократа к Фрейду и далее» (1980), «Ухо другого» (1982).

Деррида ввел в постмодернистскую эстетику понятие «деконструкция», в процессе которой как бы повторяется путь строительства и разрушения Вавилонской башни, ее результат – смешение языков, жанров, стилей литературы, архитектуры, живописи, театра, кинематографа, разрушение границ между ними. Речь идет об изобретении нового мира на фоне усталости и исчерпанности уже не работающих деконструируемых структур. Основные объекты деконструкции – знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др.

Постмодернизм как эстетическое направление окончательно оформился в 1979 г. с появлением «Йельского манифеста» – сборника научных статей Ж. Дерриды, П. де Мана, X. Блума, Дж. Хартмана и Дж. X. Миллера, вышедшего в 1979 г. Помимо Йельской школы – самого влиятельного направления в американском постмодернизме, выделяются «герменевтическое направление» (У. Спейнос), «левый деконструктивизм» (Дж. Бренкман, М. Рьян и др.), «феминистская критика» (Б. Джонсон, Ю. Кристева) и др.

Большой вклад в осмысление феномена постмодернизма внесли такие ученые, как Ч. Дженкс, И. Хассан, Ж. – Ф. Лиотар, У. Эко, М. Фуко, Ф. Джеймсон и др. Американский исследователь И. Хассан выделяет следующие признаки постмодернизма: 1) неопределенность, включающую все виды неясностей, двусмысленностей, перестановок; 2) фрагментарность; художник-постмодернист предпочитает коллаж, монтаж, используя готовый или расчлененный литературный текст; 3) деканонизация всех канонов и официальных условностей; 4) усиление «стирания личности», подчеркивание множественности «Я»; 5) непредставимое, непредставляемое, ирреалистичность; 6) иронию; 7) изменение жанров, порождающее неясные формы; 8) карнавализацию, перформанс: «веселую относительность» предметов, участие в «диком беспорядке» жизни; 9) конструктивизм – «постмодернизм конструирует реальность».

Вокруг постмодернизма возникли научные споры, в которых исследователи стремились глубже выявить природу постмодернистской культуры. Согласно Ю. Хабермасу, постмодернизм – это символ постиндустриальных обществ, когда искусство отдаляется от жизни, превращаясь в автономную зону существования человеческого духа. С точки зрения других ученых, постмодернизм представляет новую фазу в развитии модернизма (Ж. – Ф. Лиотар); эстетику замены усталых художественных форм на новые (П. Кавека).

Характеризуя современный постмодернизм, У. Эко подчеркивает, что для него характерны осознанная цитатность, ирония, игра, развлекательность и одновременно сверхэрудированность, использование кодов как массового, так и элитарного искусства, ориентация на множественность интерпретаций текста.

Умберто Эко (р. 1932) – итальянский семиотик, культуролог, историк средневековой литературы, писатель, оказавший значительное влияние на развитие постмодернистской эстетики. Создал теорию возрождения сюжета под видом цитирования других сюжетов, их иронического переосмысления, сочетания проблемности и занимательности. Символом культуры и мироздания Эко считает лабиринт.

Постмодернистское искусство обращено и к массовой, и к высокоинтеллектуальной аудитории («принцип гибридности»). При этом постмодернизм сознательно отвергает всякие правила и ограничения, выработанные предшествующей культурной традицией. В своих произведениях постмодернисты выявляют господствующие в обществе импульсы коллективного бессознательного (то есть совокупности наследуемых людьми универсальных неосознаваемых психических структур, архетипов, образов, передаваемых от поколения к поколению), не зависящего от рационального содержания социально-исторического процесса («шизоанализ»). Неслучайно Ж. Делёз называет художников «клиницистами цивилизации».

Повышенный интерес вызывает у постмодернистов цитатная природа языка массовой культуры. Эта черта постмодернистского искусства дала повод для утверждения мнения о неоригинальности, вторичности этого направления. Однако крупнейший идеолог этого направления Р. Барт указывал, что степень оригинальности – это степень свободы варьирования многообразных элементов.

Так, в творчестве Д. А. Пригова постмодернистской деконструкции подвергается язык штампов официальной пропаганды и литературных клише, воспроизводятся характерные черты идеологии тоталитарного строя в преувеличенно-оглупленном виде. Иронический эффект усиливают банальность рифм, корявость стиля в контрасте с «высоким пафосом» стиха.

Дмитрий Александрович Пригов (1940-2007) – русский поэт, художник-график, один из лидеров русского «неофициального искусства». Закончил Московское высшее художественно-промышленное училище по отделению скульптуры. С 1975 г. – член Союза художников СССР. С 1989 г. – участник московского Клуба авангардистов (КЛАВА). В 1986 г. был направлен на принудительное лечение в психиатрическую клинику, откуда был освобожден благодаря протестам деятелей культуры внутри страны (Б. А. Ахмадулина) и за рубежом. На родине начал публиковаться только во времена перестройки, с 1989 г. С 1990 г. – член Союза писателей СССР. Лауреат Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера (1993).

Пристрастие к цитатному совмещению несовместимого в целом отличает многие крупнейшие произведения постмодернизма. Перенасыщенность цитатами характерна для поздних произведений В. В. Набокова. Повествователем в романе «Ада, или Страсть. Семейная хроника» (1970) выступает старый писатель, записывающий свои воспоминания в 90-летнем возрасте. Временами в текст врывается некое «Я», местами на полях сделаны пометки Адой, вероятно читающей рукопись.

Герой романа Х. Кортасара «Игра в классики» (1963) аргентинец Орасио Оливейра сам предстает своеобразной «цитатой» из русского романа о лишнем человеке. В роман М. Кундеры «Бессмертие» встроены «записи» бесед И. В. Гёте с Э. Хемингуэем.

Милан Кундера (р. 1929) – один из наиболее «читаемых» прозаиков рубежа XX-XXI вв., родился в Чехословакии в 1929 г. в семье известного музыковеда. В 1948 г. Кундера уехал из родного Брно в Прагу. Поступил в Пражский университет. По-настоящему заявил о себе в литературе только в 1959 г., написав одну из новелл сборника «Смешнаялюбовь». В 1967 г появляется его первый роман «Шутка». Кундеру заносят в «черные списки» вскоре после вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 г. В это время он пишет «Жизнь не здесь» (1973), «Вальс на прощание» (1976). Летом 1975 г. эмигрирует во Францию. В 1979 г. публикует «Книгу смеха и забвения». В 1990-е гг. начал писать прозу на французском (романы «Неспешность», «Подлинность», «Неведение»). Крупнейшие произведения: «Невыносимаялегкость бытия» (1982); «Бессмертие» (1993).

| |

Употребляя словосочетание «постмодернистская социологическая теория», мы должны принимать его крайне условно, во-первых, потому что позиции самих постмодернистов значительно отличаются друг от друга, т. е. существует на самом деле множество теорий, а не одна; и, во-вторых, потому что одной из фундаментальных установок представителей постмодернизма является отказ от «метаповествований», под которыми они подразумевают универсальные и всеохватывающие концепции.

И все же, несмотря на то, что между постмодернистскими мыслителями имеются значительные различия, можно выделить три основных позиции. Согласно первой из них, произошел фундаментальный разрыв, в результате которого современное общество было заменено постсовременным. Сторонниками этой точки зрения являются Ж. П. Лиотар, Ж. Бодрияр, Ж. Делез, Ф. Гваттари. Согласно второй позиции, такое изменение хотя и имело место, постмодернизм вырастает из модернизма и неразрывен с ним. Приверженцами этой ориентации являются такие исследователи, как Ф. Джеймсон, Э. Лаклау, Ш. Муффе. И, наконец, существует позиция, согласно которой следует рассматривать модернизм и постмодернизм не как отдельные эпохи, а как участников длительных и непрерывных дискуссий, в коих постмодернизм постоянно указывает на ограниченность модернизма. Ее разделяют Б. Смарт, Д. и М. Вайнштейны и др.

Невзирая на то, что слово «постмодерн» звучит на устах многих ученых и философов, значение его до сих пор является довольно расплывчатым и четко не установленным. Поэтому для большей ясности, по мнению Дж. Ритцера, полезно проводить различие между терминами «постсовременность», «постмодернизм» и «постмодернистская социальная теория».

Термин «постсовременность», по его мнению, относится к исторической эпохе, которую обычно считают следующей за эрой современности; «постмодернизм» - к произведениям культуры, значительно разнящимся с модернистскими продуктами культуры, а «постмодернистская теория» - к способу мышления, отличающемуся от модернистской социальной теории. Таким образом, постмодерн включает в себя новую историческую эпоху, новые произведения культуры и новый тип теоретизирования о социальном мире. Мы рассмотрим лишь третий аспект постмодерна - постмодернистскую социальную теорию в ее отличии от модернистской.

И здесь сразу же бросается в глаза одна особенность. Если модернистская социальная теория стремилась к универсальному и рациональному обоснованию своего анализа и критики общества, то постмодернисты отвергают эти стремления и склоняются к релятивизму, иррационализму и нигилизму. Так, вслед за Ницше и Фуко, они ставят данные основания под сомнение, считая, что при подобном подходе определенные группы оказываются в привилегированном положении, в то время как значение других принижается, ибо одни наделяются властью, а другие представляются безвластными.

Кроме того, постмодернисты отказываются от создания «больших повествований», или метанарративов . Например, французский философ Жан Франсуа Лиотар (1924 - 1998) противопоставляет «большому синтезу» (или «метадискурсу»), который он связывает с именами таких теоретиков, как Маркс и Парсонс, «уменьшенные, локализированные повествования». «До предела упрощая, - пишет он, - я определяю постмодерн как недоверие к метаповествованиям». Далее Лиотар призывает: «Давайте вести войну с тотальностью… давайте активизируем различия». И, следуя этому призыву, постмодернистская социальная теория становится торжеством различных теоретических подходов.

В то время как Лиотар отвергает большие повествования в целом, Жак Бодрияр (1929 - 2007) делает это применительно к социальных наукам. По его мнению, «… великого организующего, большого повествования Социального, нашедшего поддержку и оправдание в идеях о разумном соглашении, гражданском обществе, прогрессе, власти, - того, что могло бы свидетельствовать о том, что когда-то существовало, более не существует. Эпоха социальной перспективы, точно совпадающая с недостаточно определенным периодом, известным как модерн…, прошла».

Ввиду того, что Бодрияр является одним из наиболее радикальных представителей постмодернизма и, кроме того, получил социологическое образование в отличие от многих других приверженцев этого направления, занимающихся социальными проблемами, мы остановимся на его творчестве более подробно.

В ранних работах, относящихся к 60-м - началу 70-х гг., для него характерна модернистская и, более того, марксистская ориентация. Поэтому неслучайно в этот период французский философ в марксистском духе разрабатывал критику общества потребления. Хотя уже здесь чувствуется отпечаток, который наложили на его творчество лингвистика и семиотика, в результате чего его ранние труды рассматриваются некоторыми исследователями как «семиотическое дополнение к теории политической экономии Маркса».

Затем Бодрияр подверг марксистский подход критике. Так, в книге «Зеркало производства» (1973) он утверждал, что марксова теория является «зеркальным отражением» консервативной политической экономии, а поэтому заражена «вирусом буржуазной мысли», и это проявляется в использовании ею таких понятий, как «труд», «стоимость» и т. д. В замен нее, по мнению французского философа, требуется новая, более радикальная ориентация. И в связи с этим он выдвигает теорию символического обмена в качестве альтернативы - и полного отрицания - обмену экономическому. Специфика символического обмена состоит в том, что он включает в себя непрерывный цикл «приобретения и возмещения, отдачи и получения» - «цикл даров и встречных даров». Поэтому символический обмен находится якобы вне логики капитализма и даже противостоит ей.

Опираясь на это понятие, Бодрияр разрабатывает политическую программу, нацеленную на создание общества, характеризующегося таким обменом. При этом он выражает свое критическое отношение к пролетариату и возлагает все надежды на новых левых.

Однако вскоре французский философ отказывается от всех своих политических амбиций и обращает внимание на анализ современного общества, в котором, по его мнению, господствует уже не производство, а «средства массовой информации, кибернетические модели и системы управления, компьютеры, обработка информации, индустрия развлечений и знаний и т. д.». Таким образом, можно сказать, что мы перешли от общества, где доминировал способ производства, к обществу, контролируемому кодом производства. И целью данного общества является уже не эксплуатация и получение прибыли, а достижение господства с помощью знаков и производящих их систем. Более того, хотя когда-то знаки обозначали нечто реально существующее, теперь они не представляют собой практически ничего, кроме самих себя и других знаков, т. е. стали самореферентными. Поэтому мы больше не можем говорить о том, что реально, а что нет, ибо различие между знаками и действительностью сократилось .

Стало быть, в наиболее общем плане, мир постмодерна - это мир, для которого характерно такое сжатие в противовес расширению (производственных систем, товаров, технологий и т. д.), которое было свойственно обществу эпохи модерна. Одним словом, аналогично тому, как модернистский мир претерпел процесс дифференциации, можно считать, что постмодернистский мир подвергается дедифференциации.

При описании мира постмодерна Бодрияр отмечает, что он характеризуется подражательством (мы живем в «век притворства»). Процесс подражания приводит к созданию симулякров («идентичных копий, для которых никогда не существовало оригинала»), ибо когда стирается различие между знаками и реальностью, все труднее становится отличить реальное от того, что его копирует.

Французский постмодернист говорит, например, о «растворении телевидения в жизни и растворении жизни в телевидении», в результате чего мы оказываемся в плену этих симуляций, которые «образуют спиралевидную систему, не имеющую начала и конца». Так средства массовой информации перестают быть «зеркалом» действительности и сами становятся этой действительностью и даже чем-то большим, чем последняя. Как следствие, реальное ставится в подчиненное положение и, в конечном счете, вообще исчезает. Становится невозможным отличить реальность от спектакля, ибо реальные события все больше принимают характер сверхреальных. Одним словом, мир в целом оказывается некой сверхреальностью.

Рассматривая описанные аспекты, Бодрияр концентрирует свое внимание на культуре, в которой, как он считает, происходит массовая «катастрофическая» революция, включающая в себя все более возрастающую пассивность масс, а не их возрастающую мятежность, о которой говорили марксисты. Таким образом, масса представляется «черной дырой», которая поглощает всю информацию, сообщения и т. д., делая их тем самым бессмысленными. Иначе говоря, массы угрюмо бредут своим путем, игнорируя попытки манипулировать ими. Поэтому слова «безразличие», «апатия», «инертность» сполна характеризуют массы, пронизанные символами средств массовой информации, симулякрами и сверхреальностью.

Итак, развитие инертности, превращение социального в массы, а масс - в «черную дыру» нигилизма и бессмысленности - таково видение современного общества, представленного в оптике постмодернизма.

Но каким бы удручающим ни казался этот вывод, в работе «Символический обмен и смерть» (1976) Бодрияр предстает еще более скандальным и экстравагантным, ибо он рассматривает современное общество как культуру смерти, где последняя является «образцом всякого социального исключения и дискриминации». Однако акцент на смерти не отражает ее бинарную оппозицию жизни. Напротив, общества, для которых характерен символический обмен, уничтожают бинарные оппозиции между жизнью и смертью (и с помощью этого также исключение и дискриминацию, которые сопутствуют культуре смерти). Именно страх смерти и исключения заставляет людей еще глубже погружаться в культуру потребления, чтобы забыться.

Со временем понимание символического обмена как предпочтительной альтернативы стало казаться французскому постмодернисту слишком примитивным, и в качестве последней он стал рассматривать соблазн , потому что это, по его мнению, больше соответствовало духу постмодернизма. Сам соблазн «подразумевает очарование чистых простых игр, поверхностных обрядов». Бодрияр превозносит соблазн с его поверхностностью, бессмысленностью, игривостью, абсурдностью и иррациональностью именно за то, что он превосходит мир, в котором господствует (не сам ли он утверждал ранее, что оно уже не господствует?) производство.

В конечном счете, французский постмодернист предлагает теорию неизбежного , где нет надежды на революцию, как у Маркса, нет даже возможности реформирования общества, на что рассчитывали мыслители либерального толка. В противоположность этому человечество обречено на жизнь среди копий, сверхреальности и сужения всего существующего в непостижимую «черную дыру». Эта перспектива в наиболее полной мере выражена в поздней работе Бодрияра, названной «Америка», в которой он видит «законченную форму будущей катастрофы».

Постмодернистские теории, в том числе и социальные, вызывают ожесточенные споры. Некоторые их превозносят, другие говорят об «умопомешательстве постмодернизма», ибо последний открывает «огромные безнадежные небеса абсурда».

Прежде всего постмодернистские теории критикуют за неспособность соответствовать научным стандартам эпохи модерна, которые постмодернисты преднамеренно игнорируют. Они любят «играть» с большим диапазоном идей и делать далеко идущие обобщения, зачастую без необходимых для этого оснований. Кроме того, значение применяемых ими понятий весьма специфично, что существенно затрудняет адекватное понимание их работ. Постмодернистским социальным теориям нет равных в критике современного общества, но они совершенно не озабочены тем, каким это общество должно быть. И, наконец, следует отметить глубокий и безысходный пессимизм социальных прогнозов, предложенных представителями постмодернизма.

Но независимо от особенностей постмодернистских социальных теорий, в них можно найти ряд проницательных и нетривиальных идей, способных оказывать влияние на развитие социально-философской мысли еще на протяжении долгого времени.

Литература

Бауман З. Философские связи и влечения постмодернистской социологии // Вопросы социологии. Т. 1. 1992. № 2. С. 5-22.

Бауман З. Социальная теория постмодерна // Человек и общество. Хрестоматия / под. ред. С. А. Макеева. Киев, 1999. С. 250-259.

Бачинин В. А., Сандулов Ю. А. История западной социологии. СПб., 2002. С. 282-285; 303-309; 325-326.

Бодрияр Ж. Система вещей. М., 1995.

Бодрияр Ж. Симулякры и симуляция // Философия эпохи постмодерна. Мн., 1996. С. 48-73.

Бодрияр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.

Бодрияр Ж. Соблазн. М., 2000.

Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. М., 2003.

Ваттимо Дж. Прозрачное общество. М., 2003.

Вельш В. «Постмодерн»: Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь, 1992. № 1. С. 109-136.

Волков Ю. Г., Нечипуренко В. Н., Самыгин С. И. Социология: история и современность. М. - Ростов-на-Дону, 1999. С. 644-646.

Гидденс Э. Постмодерн // Философия истории: Антология. М., 1995. С. 340-347.

Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семенов В. А. Западная теоретическая социология. СПб., 1996. С. 235-238.

Делез Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. М., 1990.

Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.

Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.

Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб., 1998.

Деррида Ж. Эссе об имени. СПб., 1998.

Зборовский Г. Е. История социологии. М., 2004. С. 515-518.

Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.

История социологии в Западной Европе и США / Отв. ред. Г. В. Осипов. М., 2001. С. 520-521.

История теоретической социологии: В 4-х т. / Отв. ред. и сост. Ю. Н. Давыдов. М., 2002. В 4-х т. Т. 4. С. 689-718.

Кравченко С. А. Модерн и постмодерн: «старое» и новое видение // Социологические исследования. 2007. № 9. С. 24-34.

Култыгин В. П. Современные зарубежные социологические концепции. М., 2000. С. 70-82.

Кутырев В. А. Разум против человека. Философия выживания в эпоху постмодернизма. М., 1999.

Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998.

Монсон П. Современная западная социология. Теории, традиции, перспективы. СПб., 1992.

Ритцер Дж. Современные социологические теории. М. - СПб., 2002. С. 521-560.

Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность. М., 1989.

Силичев Д. А. Постмодернизм: экономика, политика, культура. М., 1998.

Французская семиотика. От структурализма к постструктурализму. М., 2000.

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.

Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М., 1996.

Фуко М. Забота о себе. Киев - М., 1998.

Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1998.

Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999.

Хабермас Ю. Модерн - незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 40-52.

1. Введение

Постмодернизм представляет собой отказ от построения «тотальных теорий» (Бойн и Раттанзи 1990, 12), «недоверие к метанарративам» (Лиотар 1984, xxiv), «критику дискурсивной потребности западных теорий в достоверности и абсолюте» (Шолле 1992, 275) и вместе с тем «изменение нашего представления о Вселенной: простая и стабильная модернистская система Ньютона в постмодернизме сменяется сложной, хаотичной и конечной системой» (Долл 1989, 243).

Постмодернизм - это течение в искусстве, архитектуре и критике второй половины ХХ века, которое откололось от модернизма. Для постмодернизма характерны скептические интерпретации культуры, литературы, искусства, философии, истории, экономики, архитектуры, художественной литературы и литературной критики. Его часто связывают с деконструкцией и постструктурализом, поскольку термин «постмодернизм» обрел известность в условиях постструктуралистского поворота в ХХ веке.

Термином «постмодернизм» был обозначен целый ряд течений, в основном в искусстве, музыке и литературе, которые явились реакцией на проявления «модернизма» как империалистической фазы развития капитализма и для которых был характерен принцип использования элементов и техник прежних эпох.

Как интеллектуальное течение постмодернизм крайне противоречив. Против него решительно настроены политики и те философы, которые обеспокоены потерей иллюзорных культурных констант и ниспровержением абсолюта человеческого познания, за который они цепляются в надежде обеспечить покой и безопасность для своей жизни и карьеры.

Это течение также стало предметом множества интерпретаций со стороны своих сторонников, во многом потому что его принципы нашли отражение в самых разных интеллектуальных контекстах от философии до искусства и архитектуры (Келли 2004).

Оксфордский словарь определяет постмодернизм как «стиль и понятие в искусстве, архитектуре и критике второй половины ХХ века, представляющий собой отход от модернизма, характеризуемый обращением к более ранним стилям и традициям, смешением различных художественных стилей и средств, а также принципиальным недоверием к теории».

Согласно Джинджелу и Винчу (2008), термином «постмодернизм» был назван ряд связанных между собой теорий современной цивилизации, объединенных темой заката «модернизма». Модернизм состоит из двух элементов: из функционального разделения различных сфер жизни и господства светского универсализма, который известен также под именем проекта Просвещения (см. Грэй 1995). По мнению некоторых исследователей, эпоха постмодерна отличается от эпохи модерна тремя характерными особенностями: отказом от проекта Просвещения, ростом этнического разнообразия и технологическим прогрессом. Кроме того (Бауман 1997), эпоха модерна предлагала разумное основание функционального разделения, а именно веру в то, что наука и экономика должны быть освобождены от вмешательства традиции и религии в дело прогресса. Однако когда безусловная вера в ценности научного прогресса и экономического роста рушится, что, по всей видимости, сейчас и происходит, то функциональная специализация становится не более чем беспорядочной фрагментацией целого человеческой жизни. Эта бессмысленная фрагментация вносит свой вклад в данный процесс, усиливая разочарование в идее общего блага. Несмотря на то что уже Милль (1974) довольно скептически относился к идее всеобщего блага, можно сказать, что в эпоху постмодерна эта тенденция стала особенно заметной.

2. Философия постмодерна

Философия постмодерна - это направление в философии, для которого характерно критическое отношение к основополагающим допущениям и тенденциям к универсализации в западной философии.

Одновременно данное течение подчеркивает важность властных взаимоотношений, персонализации и дискурса в процессе «конструирования» истины и картины мира.

Для философии постмодернизма характерно скептическое отношение к простым бинарным оппозициям, типичным для структурализма, где проводилось четкое философское различие между знанием и неведением, прогрессом и деградацией, господством и подчинением, а также присутствием и отсутствием.

Философия постмодернизма тесно связана с обширным корпусом текстов «критической теории».

3. XX век

В целом, ХХ век можно разделить на две (неравные) части - модернизм и постмодернизм.

Модернизм: 1890-е - примерно 1945 год.

Постмодернизм: конец Второй мировой войны, 1968 год.

Для лучшего понимания того, что такое постмодернизм, необходимо сперва напомнить, в чем заключаются основные черты модернизма.

4. Основные черты модернизма

Для модернизма характерно фрагментарное восприятие человеческой субъективности и истории, причем эта фрагментарность предстает как нечто трагическое и оплакивается, словно утрата.

(Постмодернизм, напротив, не сетует на фрагментарность и бессвязность, а, наоборот, воспринимает их как нечто позитивное.)

Модернизм выступает за порядок: за разум и рациональность, создающую порядок из хаоса.

Предполагается, что рационализация способствует созданию порядка, а чем более упорядочено общество, тем лучше (более рационально) оно функционирует.

Общество эпохи модерна может утверждать превосходство «порядка» в силу того, что непрерывно поддерживает напряжение бинарной оппозиции между «порядком» и «беспорядком».

В западной культуре все «иное», несводимое ко второму компоненту бинарной оппозиции, становится «беспорядком». Так, все не-белое, не-мужское, не-гетеросексуальное, не-здоровое, не-рациональное и т.д. становится частью «беспорядка» и должно быть исключено из современного упорядоченного рационального социума.

Современное общество вынуждено добиваться стабильности при помощи навязывания категорий «порядка» и «беспорядка».

5. Что такое постмодернизм?

Постмодернизмом называется определенный период, а также новый дискурс, особый тип рационализма, стиль, новая идея и философия. Этот стиль можно охарактеризовать как отказ от общепринятых положений, принятие плюрализма и децентрализации научных сообществ, источников знаний и языковых игр; внимание к различиям и разнообразию, а также стремление их усвоить; готовность без стыда и страха принимать тот или иной выбор в условиях свободы мнений; безграничные (бесконечные) возможности для интерпретации реальности; вместо использования привычных категорий времени и места, стремление понять реальность в ее целостности/автономности; борьба с идеей разделения человека на душу и тело и неприятие доминирования одной абсолютной реальности.

6. Основные идеи теории

(См.: Питер Бэрри . Теория начала: введение в теорию культуры и литературы. (Barry P. Beginning Theory: An Introduction to Literary and Cultural Theory. Second Edition. Manchester, 2002.))

Антиэссенциализм - многие понятия, которые раньше казались универсальными и нерушимыми (половая идентичность, человеческая самость), сегодня стали расплывчатыми и непрочными. Эти категории оказались случайными и социально обусловленными, а не абсолютными и сущностными.

Всякое суждение и всякое изыскание зависят от ранее принятых идеологических убеждений. Незаинтересованных исследований не существует.

- «Сам язык ставит условия, задает пределы и предопределяет то, что мы видим. Язык не фиксирует реальность, а создает ее. Значение текста создается совместными усилиями автора и читателя».

- «Теоретики разоблачают все обобщающие понятия» (великих книг, человеческой природы).

Суммируя эти идеи, Бэрри выдвигает пять основных положений:

Политика повсеместна;

Язык конструктивен;

Истина условна;

Значение случайно;

Человеческая природа - миф.

7. Основные сюжеты постмодернистской теории

Все разнообразие тем постмодернистской теории базируется на нескольких ключевых идеях:

Отрицание универсального, объективного и надежного основания для познания;

Отрицание науки как идеала рациональности и истинности в познании;

Отрицание незаинтересованности рациональности и познания, они рассматриваются скорее как имманентно политические и социальные;

Отрицание прозрачности языка;

Отрицание неизменной и внутренне связной самости;

Недоверие к эффективности унаследованных нарративов и институций.

8. Семь принципов постмодерна

- Позитивное восприятие кризисов и перемен

Если модернизм рассматривает перемены и кризисы как нечто негативное и пытается их преодолеть путем возврата к состоянию стабильности, то для постмодернизма они вовсе не являются отклонениями. Они, скорее, свидетельствуют о переходе к постиндустриальному или информационному обществу. Основным признаком этого общества является способность жить в состоянии постоянного кризиса, подталкивающего людей к непрерывному переосмыслению своего места в мире и принятию различных форм идентичности.

- Недоверие к существующим нарративам и институциям и утрата веры в них

Согласно Бурбулесу, для постмодернистской аргументации характерно утверждать, что он представляет собой новый тип критики в интеллектуальном ландшафте современности. Эта новая критика не стремится отбросить, откинуть, отринуть модернизм и предложить на его место что-то другое. Постмодернизм, скорее, занимает позицию недоверия к модернизму.

Призыв Лиотара отбросить «великие нарративы» (или же универсальные теории) западной культуры, потому что они исчерпали кредит доверия, кажется, как нельзя точнее выражает этос постмодернизма.

- Акцент на различиях, многообразии и фрагментации идентичности

Бурбулес утверждает, что одна из основных социальных причин недоверия к модернизму коренится в осознании радикального разнообразия и потенциальной несоизмеримости образов жизни различных культур, а также социальных групп и индивидов. Среди предполагаемых социальных причин, порождающих это осознание, постмодернисты выделяют следующие:

а) универсальная переплавка идентичностей;

б) отмена контроля над процессом формирования идентичности;

в) рассредоточение институтов власти;

г) полифония ценностных месседжей.

Все эти причины способствуют нарастанию чувства фрагментарности и дезориентации в жизни людей.

- Перенос внимания на частное и локальное

В отличие от эпистемологического пристрастия модерна к общему и универсальному, постмодернизм предпочитает частное и локальное.

- Признание политического и социального измерений знания

Постмодернизм отвергает модернистское представление о том, что знание не подвержено тлетворному влиянию власти. Для постмодернизма любое знание в той или иной степени пристрастно. Эта точка зрения целит в самое сердце традиционного представления о знании, поскольку рассматривает его, а также понятие объективной истины, как культурно и социально обусловленное и отражающее властные отношения.

Такая позиция, очевидно, создает серьезные проблемы для педагогов, поскольку, согласно постмодернистской точке зрения, знание неизбежно оказывается подвержено влиянию политики.

- Преодоление дуализма - органическая логика вместо бинарной

Лейтмотивом постмодернизма является отклонение любых попыток разделить человеческое знание на отдельные независимые категории.

Поскольку для постмодернистов язык несовершенен и непрозрачен, представляется, что бинарные оппозиции больше скрывают, нежели проясняют положение вещей. Под влиянием таких мыслителей, как Дьюи, формирующаяся образовательная парадигма стремится преодолеть дуализм. Его целостный, интегральный подход направлен на то, чтобы избежать различных бинарных оппозиций, присущих области образования, таких как разум/тело, мысль/действие, чистое/прикладное, теория/практика, непосредственное/опосредованное, внутреннее/внешнее, ученик/мир, что/как, процесс/результат.

- Акцент на силе дискурса

Постмодернисты, как правило, делают акцент на роли языка в процессе формирования знания и опыта, однако относительно причин этого явления существуют значительные расхождения.

Существуют три точки зрения:

1) все есть язык (наивный дискурсизм);

2) все, что мы можем знать или воспринимать, есть язык;

3) все, что мы можем знать и воспринимать, мы знаем и воспринимаем посредством языка, т.е. мы никогда не можем быть уверены в точности наших знаний и восприятия мира, преломляющихся через призму языка.

9. Может ли современная ситуация быть описана термином «постмодерн»?

Перед нами стоят две проблемы, которые необходимо решать. Во-первых, может ли современная ситуация быть описана с помощью понятия «постмодерн»? Во-вторых, как мы должны реагировать, если ответ на этот вопрос окажется положительным? Возможно, при ближайшем рассмотрении не столь очевидно, что наша эпоха действительно обладает отличительными чертами «постмодерна». Так, мысль о том, что проекта Просвещения нет или не было, достаточно спорна. Этническое разнообразие и связанные с этим проблемы были всегда: чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в «Левиафан» Гоббса. И только третья особенность постмодерна, а именно быстрые и непрерывные изменения, кажется, действительно характерна для нашей современности. По поводу того, как мы должны отвечать на этот мнимый постмодернизм, возможны три реакции. Во-первых, увеличение личной автономии для того, чтобы справиться с неопределенностью (см. Бауман 1997, Карлсон 1995). Во-вторых, вера в универсальные либеральные ценности, не подкрепленные никакими разумными принципами, а только прагматической заботой о поддержании и развитии статус-кво как наилучшей для человечества формы правления (см. Рорти 1989, 1991). Отказ от проекта Просвещения, сопровождаемый пропагандой универсального либерализма, по-новому интерпретирует Грей (1995, 2004). Грей считает, что поливалентный плюрализм составляет суть постмодернизма и что конкретные формы либерализма, без претензий на универсализм, могут дать ответ на наш вопрос. Однако, в некотором роде, либеральный ответ на постмодернистский вызов много заимствует у традиционного либерализма. И здесь мы имеем дело со скептическим отношением Миллиана к идее сочетания всеобщего блага с сильной автономией как одной из целей образования. Третья реакция заключается в низведении концепций абсолютной истины и веры к прагматизму. Также достаточно популярной тенденцией оказывается укрепление веры в релятивизм и толерантное отношение (Джинджелл и Винч, 2008).

10. Социально-экономические аспекты постмодернизма

Рассмотрим социально-экономические аспекты постмодернизма. 1. Экономика посттейлоризма основана на снижении доли массового производства (а это в настоящее время происходит все в большей степени) и увеличении доли предоставляемых услуг, относительно небольших производств и растущем значении знаний и интеллектуальной собственности как экономических активов. 2. Происходит распад классовой политики. Это последствие посттейлоризма имеет далеко идущие социальные последствия. Тейлоризм (разделение труда в условиях непрерывной производственной линии) пробудил в рабочем классе относительно сильное чувство собственной идентичности, что было выражено, в частности в Западной Европе, в создании системы профсоюзов, а также коммунистических и социалистических партий. Это, в свою очередь, способствовало регламентации поведения на рабочем месте и за его пределами. Закат классовой политической агитации ослабил регламентированные связи, пронизывавшие сообщества рабочего класса. 3. Происходит рост психологической дисциплины. Ослабление внешних нормативных ограничений, вызванное вышеназванными тенденциями, приводит к увеличению потребности в самодисциплине, используя внутренние механизмы и поиск соответствующих способов осуществления этой самодисциплины.

11. Постмодернизм и объективность

Постмодернисты также обрушиваются на давнюю веру в объективность. Объективность в привычном смысле становится мифом, но без осмысленной цели и перспективы невозможно строить аргументацию, интерпретировать события и даже просто собирать данные, поэтому подобием объективности, ее заменой в постмодернизме оказывается интерсубъективность, т.е. совокупность интерпретаций, точек зрения, дающих максимально объективную, насколько это возможно, картину. Читателю, получившему высшее образование в западных вузах, вероятно, на протяжении всего курса обучения советовали «стараться быть объективным». С помощью подобных наставлений учителя призывали его отбросить мнения и предрассудки - дабы избежать субъективности - и взглянуть на проблему беспристрастно. Но постмодернисты считают, что это сделать невозможно, и, более того, если вы попытаетесь это сделать, то такая попытка уже будет предвзятой. Такого рода попытки и аргументы насквозь пронизаны предрассудками модернистского типа мышления (Ноддингс 1998).

12. Постмодернизм и Истина с большой буквы

Большинство теоретиков постмодернизма отказались от просвещенческого поиска абсолютной истины, и в этом они согласны с Дьюи. Однако они признают то, что можно назвать «локальной истиной», т.е. факты, по поводу которых мы достигаем согласия через совместное наблюдение или соглашение. Например, мы все можем согласиться с тем, что многое из напечатанного в ежедневных газетах: спортивные новости, сводки происшествий, объявления о смертях и браках - это «правда». Кроме того, постмодернисты считают истинными основные постулаты математики и науки. Но даже эти истины могут быть рассмотрены как локальные или ограниченные, поскольку применяются к явлениям и событиям настолько привычным, что мы уже не задумываемся о локусе их применения. На самом деле они могут быть локальными, но область их применения столь широка, что они кажутся почти универсальными.

Сегодня большинство философов разделяют постмодернистское неприятие Истины с большой буквы, но для постмодернистов это неприятие сопровождается выпадом против классической эпистемологии. Постмодернисты считают, что бесполезно искать одно всеохватное описание для всех знаний. Взамен они предлагают создать социологию знания, отвечающую на вопросы, как связаны знание и власть, как возникают различные области знания, кому это выгодно, а кто оказывается в убытке, и что за язык зарождается и развивается в научных сообществах. С одной стороны, постмодернизм предполагает создание новой постэпистемологии, а с другой - радикальный пересмотр классической эпистемологии. Но если мы взглянем на эпистемологию более пристально, то увидим: то, что одни называют эпистемологией, а другие постэпистемологией, - это тот же «конструктивизм», исповедуемый современными педагогами (Ноддингс 1998).

13. Постмодернизм и «смерть субъекта»

Многие теоретики постмодернизма высказывали сомнения по поводу возможности конституирования субъекта как одновременно абстрактного и конкретного познающего/действующего, стоявшего в центре модернистской философии. Признавая, что существует множество способов формирования идентичности, зависящих от истории, культуры, личного опыта, взаимоотношений с другими, постмодернистские мыслители описывали субъект как включающий множество идентичностей. Эта критика была нацелена не только на рационального картезианского субъекта, но и на экзистенциального субъекта Сартра. С их точки зрения, наш выбор никогда не бывает абсолютно свободным и мы не можем нести полную ответственность за то, кем мы становимся.

К сожалению, «смерть субъекта» постигает не только надменного познающего субъекта Декарта и Сартра и нравственного субъекта Канта - она угрожает автономии и деятельности обыкновенных субъектов действия. Феминистки, даже те, что сочувствуют постмодернизму, обеспокоены этим. Если бы смерть субъекта была просто фигурой метафизики, то мы могли бы либо принять его, либо отбросить как претензию на истину; т.е. вопрос стоял бы в том, существует или нет такая сущность, как субъект. Но постмодернисты не делают метафизических утверждений (по крайней мере, намеренно), они призывают нас отказаться от метафизики. Таким образом, это требование имеет политическое значение и должно быть рассмотрено в политической перспективе. Феминистки должны бы задаться вопросом, как это заявление соотносится с их программой. Сегодня женщины только начинают чувствовать себя активными субъектами, лицами, способными пользоваться своей автономией. И, возможно, для них еще не время справлять поминки по субъекту? Это было бы то же самое, что потерять водительские права сразу же после покупки автомобиля и окончания курсов вождения (Ноддингс 1998).

14. Постмодернизм и аргументация

Хабермас утверждает, что рациональная коммуникация, свободная от искажений, создает такую ситуацию, когда решения основываются на «силе лучшего аргумента». Ричард Бернштейн пишет:

«На первый взгляд, есть нечто очень привлекательное в этой теории, пока мы не зададимся вопросом, что же именно это означает и предполагает. Даже в идеальных условиях, где все участники пользуются дискурсивной аргументацией, редко приходят к согласию относительно того, в чем заключается “сила лучшего аргумента”. Мы, философы, например, не можем договориться даже о том, что считать хорошим аргументом в канонических текстах Платона, Аристотеля, Канта, Гегеля и т.д., - и, конечно, нет единого мнения о том, кто из них выдвинул лучший аргумент».

«Обращение к аргументации становится идейным оружием для устранения и исключения философских альтернатив - например, в случае, когда последователи аналитической философии сетуют на то, что континентальные философы (включая Хабермаса) не аргументируют свои позиции или аргументируют “небрежно”. Но кто и на основании чего решает, что является, а что не является аргументом, и в чем заключается “сила лучшего аргумента”?»

Бернштейн не призывает отказаться от аргументации. Конечно, хорошие мыслители способны отличить бессвязный, алогичный набор слов от «лучшего», в этом смысле, аргумента. Но, по сути, мы не можем полностью полагаться на свою способность определять, какой аргумент лучший. Многие вопросы так и остаются неразрешенными, несмотря на усилия философов разрешить их с помощью аргументации.

Главный недостаток «аргумента за аргументы» заключается в том, что аргументация, как правило, подчиняется правилам и критериям, устанавливаемым в конкретной предметной области представителями власти, и исключает голоса, слова и призывы тех, кто не использует формальные стандарты. Хуже того, эти критерии выдаются за универсальные, поэтому исключенные голоса, зазвучав, автоматически исключают сами себя как несведущие или порочные. Жак Деррида особенно яро выступал за включение изгоев, иных, говорящих на другом языке и имеющих иную точку зрения. Он просит «позволить другим быть», уважать их инаковость и прекратить попытки ассимилировать их в наш язык и нашу историю. В этом призыве слышится эхо идеи экзистенциализма, состоящей в том, что сущность - это приобретенное, а не врожденное идеальное качество.

15. Постмодернизм и Великие теории

Призыв Деррида позволить другим быть - это в то же время предложение отказаться от больших нарративов. Мы больше не можем утверждать, что все люди могут быть описаны какой-то одной всеобъемлющей теорией, что они желают тех же благ, уважают те же добродетели или обозначают теми же словами одни и те же вещи, что и мы. А делать подобные заявления - значит впадать в «тотализацию», подведение уникального человеческого опыта под одно общее описание, подчеркивающее сходства и скрывающее различия (Ноддингс 1998).

16. Постмодернизм и релятивизм

Как было сказано в предыдущем разделе, многие характерные черты теории постмодернизма представляют собой или влекут различные формы метафизического, эпистемологического и этического релятивизма. Следует, однако, отметить, что некоторые постмодернисты категорически отрицают свою принадлежность релятивизму. Постмодернисты отрицают существование объективных аспектов действительности; существование утверждений о реальности, которые объективно истинны или ложны; возможность познания (объективного познания) каких-либо положений; возможность, для человеческих существ, обладать достоверным знанием, а также существование объективных или абсолютных моральных ценностей. Реальность, знание и ценности создаются при помощи дискурсов; следовательно, они могут изменяться под их влиянием. Это означает, что дискурс современной науки, когда он рассматривается не с точки зрения его собственных доказательных стандартов, имеет не большее право на истину, чем другие альтернативные стратегии, такие как астрология и колдовство. Иногда постмодернисты определяют доказательные стандарты науки, включая использование разума и логики, как «просветительский рационализм».

Такого рода релятивизм, присущий постмодернизму, задает определенный тип мышления о природе и роли различного рода дискурсов. Если постмодернисты правы в том, что реальность, знание и ценности зависят от дискурса, то наличные дискурсы просвещения не более необходимы и оправданы, чем альтернативные дискурсы. Но при этом возникает вопрос, каким образом те или иные дискурсы становятся привилегированными? Если невозможно понять, ведет ли нас тот или иной дискурс к объективной истине, то каким же образом дискурсы становятся частью господствующего мировоззрения? Почему эти, а не иные дискурсы, были поддержаны и развиты?

Некоторые постмодернисты отвечают, что в любом обществе превалирующие дискурсы отражают интересы и ценности доминирующих групп и элит. Постмодернисты расходятся во мнениях о природе этой связи: в то время как некоторые, по-видимому, согласны с изречением немецкого философа и экономиста Карла Маркса, что «мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями», другие же более осмотрительны. Вдохновленные историческими исследованиями французского философа Мишеля Фуко, некоторые постмодернисты предпочитают более гибкий подход и утверждают, что выдаваемое за знание в определенную эпоху всегда неочевидным и неоднозначным образом обусловлено соображениями власти. Есть, однако, и те, кто готов идти дальше, чем Маркс. Французский философ и теоретик литературы Люс Иригаре, например, утверждает, что механика твердого тела разработана лучше, чем механика жидкости, потому что институты физических исследований, состоящие преимущественно из мужского контингента, подсознательно ассоциируют прочность и текучесть с мужским и женским соответственно.

Поскольку господствующие дискурсы Просвещения более или менее произвольны и необоснованны, они могут быть заменены другими; а поскольку они в большей или меньшей степени отражают интересы и ценности власти, они должны быть заменены. В связи с этим постмодернисты рассматривают свою теоретическую позицию как инклюзивную и демократическую, поскольку она позволяет им критиковать несправедливость гегемонии дискурсов Просвещения над равноценными дискурсами неэлитарных групп. В 1980-х и 90-х годах академические сторонники различных этических, культурных, расовых и религиозных групп взяли на вооружение постмодернистскую критику современного западного общества, и, таким образом, постмодернизм стал неофициальной философией нового движении «политики идентичности» (См.: Энциклопедия Британника).

17. Постмодернизм и знание

В отношении знания постмодернизм стремится продвинуться дальше, чем все предыдущие теории. Ибо, в отличие от них, в отличие от учения об абсолюте, объективизма и позитивизма, постмодернизм не предлагает нам альтернативной теории или «метанарратива», хотя, как мы видели, Дьюи, например, стремился как раз к этому. Постмодернизм - это большой плавильный котел неопределенности, не предполагающий дальнейшей формовки. Таким образом, он позволяет относиться к любому возникшему в определенное время и в определенном социально-политическом контексте знанию с должным скептицизмом и без догматической веры (Келли 2004).

18. Постмодернизм и образовательная программа

Ничто не характеризует интеллектуальные тенденции в ХХ веке так, как растущее внимание к проблематике природы человеческого знания. Эти тенденции известны под именем постмодернизма, который, несмотря на свою спорность, последние два или три десятилетия указывает на опасность догматизма, ставит важные вопросы, касающиеся обоснованности претензий знания, и, таким образом, помимо всего прочего, привлекает наше внимание к понятию идеологии и политического риска идеологического господства. Таким образом, в последнее время акцент ставится на понятии демократии и ее влиянии на образовательные программы.

Это влияние на планирование и организацию обязательных школьных программ сегодня распространяется все шире. При этом подрываются все теории, которые выдвигают идею о божественном праве какой-либо совокупности «знаний», школьных предметов или чего бы то ни было, включенного в школьную программу. Нас предупреждают об опасности таких теорий. И, как мы увидим, это не значит, что мы должны делать акцент в наших учебных программах только на познавательном содержании. Мы должны признать, что знание - это идеология и что все подходы, используемые в школьной программе, идеологические. Нас предупреждают, что основная опасность связана с политикой и вместо того чтобы лишь изредка, время от времени задумываться об этой проблеме, мы должны взглянуть ей в лицо. Что касается учебных программ, для постмодернизма первостепенное значение имеет связь теории познания с политикой. Так, основной мишенью социальной и политической теории был марксизм, представляющий собой пример всеобъемлющей теории, своеобразную bête noire, которая доминирует, или доминировала, долгие годы в области социологических исследований. Марксизм дает нам хороший пример взаимопроникновения эпистемологии и политической теории, того, как политическая система выстраивается на основе определенной теории познания, а идеология рассматривается не просто как точка зрения, но как отклонение от «вечных истин», выработанных теорией познания. Однако, опять же, постмодернизм идет дальше. Он не только рассматривает все формы знания и все версии истины как идеологические, но также устанавливает прямое соответствие между знанием и властью и видит способ осуществления власти в распределении знаний и манипуляции дискурсами, посредством которых это знание, эти «всеобъемлющие теории» выражаются, способствуя «бюрократическому насаждению официальных ценностей» (Тернер 1990, 11). «Мы живем в мире, где нет “знания”, нет “истин в последней инстанции”, в котором восприятия субъективны, поэтому мы не более чем продукты влияющих на нас дискурсов и идеологий» (Келли 1995, 71).

Таким образом, мы видим, что постмодернистская теория вносит свой вклад в убеждение, которое крепло на протяжении второй половины прошлого века, в том, что знания и политика неразрывно связаны и что нам грозят серьезные политические опасности, угрозы личной свободе и социальной демократии. Поэтому мы должны быть постоянно начеку и не терять бдительность (Келли 2004).

19. Постмодернистские тенденции в сфере образования

В общем смысле эти тенденции связаны с увеличением влияния либеральных идей в области образования, в частности, тех, что связаны с американской и европейской прогрессистскими традициями (например, Инглиш и Хилл, 1994). Конкретно, они провозглашают создание философии образования, знаменующей переход к посттейлористской экономике, подчеркивают роль толерантного мультикультурализма в сфере образования и, наконец, растущий интерес к самообразованию, когда педагог выполняет функцию консультанта. В области нравственного воспитания ситуация сложнее. Некоторые, например Рорти, порывают с традицией, основанной Дьюи, указывая на происходящий раскол между публичной и приватной ролями (см. Уэйн 1996). Грей (1995) указывает на общий моральный плюрализм, связанный, возможно, с феноменом общих государственных школ, тем не менее, поддерживаемый усеченным вариантом концепции всеобщего блага; вместе с тем Макинтайр (1981) советует вернуться к аристотелевской трактовке морали, без особенной надежды на то, что этот проект может быть реализован. Тем не менее, вопрос о том, живем ли мы в эпоху постмодернизма, остается спорным.

Если да, то можно предположить различные образовательные реакции. Интересно, что многие сторонники либеральной теории образования и прогрессивисты верят в то, что состояние постмодерна создает благоприятные условия для их политики, тогда как консерваторы опасаются, что оно может негативно сказаться на их политике. Вопрос о том, живем ли мы в эпоху постмодерна, не может быть предметом незаинтересованного спора в среде деятелей образования, но вместо этого может дать новую пищу для старых дискуссий (Джинджел и Винч, 2008).

В целом, мы можем указать на следующие постмодернистские тенденции в образовании:

В постмодернистской концепции образования, как говорил Лиотар, знание будет заключаться не в усвоении ряда утверждений, а в овладении искусством жить, слышать, а значит и учиться.

Вскоре под знанием станут понимать интерпретацию реальности и реализацию своих прав. Образование, таким образом, будет рассматриваться как групповое взаимодействие, раскрывающее индивидуальность, оригинальность и развивающее воображение; основой образования станет непрерывный диалог.

Школа будет иметь больше автономии, чем когда-либо, в плане принятия решений и формирования своих педагогических задач.

Половое разделение больше не будет иметь смысла, поэтому из школьного образования исчезнут гендерные аспекты.

Очевидно, что нельзя принудить всех детей - даже из самых благих соображений - изучать одну и ту же программу: с точки зрения постмодернизма, это тоталитарный подход. Неправильно (и неэтично, как сказал бы Деррида) прививать всем детям элитарные модели, созданные по мерке меньшинства.

Короче говоря, такой тип образования не может основываться на одном типе права и одном типе дискурса, он создает плюральную, инклюзивную образовательную среду, занятую непрерывным поиском новых языковых систем и интерпретаций.

Мы должны превратить образование в диалог, с помощью которого индивиды овладевают навыками диалога с реальностью и будут использовать эти навыки на протяжении всей будущей жизни.

20. Критика постмодернизма

Существует множество способов критиковать постмодернизм, вплоть до обвинений в бессмысленности и обскурантизме. Ноам Хомский, например, утверждал, что постмодернизм бессмыслен, потому что не добавляет ничего нового к аналитическому и эмпирическому знанию. Он спрашивает, почему постмодернисты затрудняются ответить на такие вопросы, как «каковы основные принципы вашей теории, на какой очевидности они основаны? Что нового они привносят и т.д.?.. Если такие вопросы не могут быть заданы, то я предлагаю воспользоваться советом Юма, который в подобных случаях говорил: “Они заслуживают того, чтобы быть брошенными в огонь”».

Официальную, академическую критику постмодернизма можно также найти в работе Ж. Брикмона и А. Сокала «Интеллектуальные уловки: критика современной философии постмодерна».

Однако, как и континентальные, американские философы называют постмодернистами преимущественно мыслителей, принадлежащих так называемой «Французской теории» (French Theory ). Это течение зародилось в США на отделении сравнительного литературоведения. Любопытно отметить, что Феликс Гваттари, которого часто принимают за постмодерниста, отрицал его теоретические положения, аргументируя это тем, что структуралистское и постмодернистское видения мира не достаточно гибки, чтобы дать возможность одновременно работать с областями психологии, социологии и экологии.

Постмодернизм также подвергался критике со стороны следующих ученых и мыслителей:

Рой Д’Андрад (1931–) в статье «Моральные модели в антропологии» критикует постмодернистские определения объективности и субъективности, апеллируя к моральным аспектам его моделей. Он утверждает, что эти моральные модели чисто субъективны. Д’Андрад настаивает, что, несмотря на невозможность существования объективности, совершенно свободной от моральных ценностей, цель антропологии состоит в том, чтобы максимально приблизиться к идеальной модели. Он считает, что необходимо проводить различие между моральной и объективной моделями, потому что они «создают разное представление об устройстве мира» (Д’Андрад 1995, 402). Поэтому он не разделяет постмодернистские нападки на объективность. Он утверждает, что объективность ни в коем случае не является бесчеловечной или невозможной. Он говорит: «Наука работает не потому, что выносит беспристрастные суждения, а потому, что эти суждения в достаточной степени объективны, чтобы быть доказанными или опровергнутыми, вне зависимости от чьих-то личных мнений» (Д’Андрад 1995, 404).

Райан Бишоп: «Постмодернистская этнография была подвергнута критике за чрезмерное внимание к субъективности и за преувеличение роли эзотерических и уникальных аспектов культуры за счет более прозаических, но значимых вопросов» (Бишоп 1996, 58).

Патрисия М. Гринфилд считает, что полное отсутствие объективности в постмодернизме и его склонность повсюду обнаруживать скрытый политический подтекст делает его практически бесполезным при любом научном исследовании (Гринфилд 2005). Гринфилд предлагает использовать ресурсы психологии, чтобы помочь антропологам получить более ясное представление о культуре релятивизма, сохраняя при этом объективность.

Боб Мак-Кинли полагает, что постмодернизм - это скорее религия, чем наука (Мак-Кинли 2000). Он утверждает, что истоком постмодернизма является западный индивидуализм, который вынуждает постмодернистов признать существование различных мультииндивидуальных культур.

Кристофер Норрис считает, что Лиотар, Фуко и Бодрийяр слишком озабочены идеей примата моральных суждений (Норрис 1990, 50).

Полина Розенау (1993) выделяет семь противоречий постмодернизма:

1. Его антитеоретическая позиция на самом деле основана на теории.

2. Постмодернизм подчеркивает иррациональное, но использует рациональные инструменты для продвижения своей точки зрения.

3. Постмодернистский призыв сосредоточить внимание на маргинальном - сам по себе оценочный, хотя и критикует всякую оценочность.

4. Постмодернизм провозглашает интертекстуальность, но сам зачастую интерпретирует отдельные тексты.

6. Постмодернизм критикует непоследовательность модернизма, хотя сам вовсе не стремится быть последовательным.

7. Постмодернисты противоречат сами себе, отказываясь от претензий на истину в своих текстах.

Маршалл Салинс (1930–) критикует постмодернистскую озабоченность ролью власти. «Сегодняшняя Фуко-Грамши-ницшеанская одержимость властью представляет собой последнее воплощение неискоренимого антропологического функционализма… Сегодня “власть” - это некая интеллектуальная черная дыра, которая поглощает все культурные формы, тогда как раньше этой черной дырой были социальная солидарность и материальные преимущества» (Салинс 1993, 15).

Наиболее известная и всеобъемлющая критика философского постмодернизма была предложена Юргеном Хабермасом. В книге «Философский дискурс о модерне» (1987) он критикует постмодернизм с точки зрения общества и «коммуникативного действия». Он не защищает понятие субъекта как сознательной автономной личности от атак постмодернистов, он отстаивает аргументативные основания интерсубъективной коммуникации в пику их экспериментальным авангардным стратегиям. Например, он утверждает, что Ницше, Хайдеггер, Деррида и Фуко, критикуя модернизм, впадают в перформативное противоречие, прибегая к его же понятиям и методам, имеющим смысл только в рамках модернизма. Он критикует дионисийство Ницше как жест, компенсирующий потерю единства западной культуры, которое в домодернистскую эпоху обеспечивала религия. Кроме того, ницшеанское провозглашение нового дионисизма в современном искусстве основано на эстетике модернизма, в которой искусство приобретает все более экспериментальные формы, порывая с ценностями науки и морали. Именно этот разрыв, достигающий апогея в современном просвещении, привел к потере органического единства, которое Ницше стремился восстановить при помощи самого же искусства (см. Хабермас 1987, 81–105). Хабермас считает Хайдеггера и Деррида наследниками этой традиции «мессианского дионисийства». Например, Хайдеггер ожидает новой встречи с опытом преданного забвению бытия. Тем не менее, утверждает Хабермас, забвение бытия было результатом извращения философии субъекта, а хайдеггеровская деструкция субъекта нацелена на восстановление единства - единства ничего иного, как субъекта, который в данный момент отсутствует (Хабермас 1987). Деррида схожим образом выдвигает понятия différance и «архи-письмо»: здесь, как мы видим, бог Дионис являет себя в своем отсутствии, как бесконечная отложенность (Хабермас 1987, 180–181).

Хабермас также критикует Деррида за стирание различий между философией и литературой в текстуализме, привносящем в область риторики логику и аргументативное обоснование. Таким образом, говорит он, Деррида надеется уйти от логической проблемы самореферентности в своей критике разума. Однако, как замечает Хабермас, «тот, кто переносит радикальную критику разума в область риторики для того, чтобы устранить парадокс самореферентности, притупляет острие критики самого разума» (Хабермас 1987, 210). Схожим образом он критикует Фуко за то, что тот не подверг свой генеалогический метод генеалогическому разоблачению, что соответствовало бы духу фуколдианского субъекта, способного критически рассматривать собственную историю. Таким образом, по его словам, «Фуко так и не смог решить постоянно возникавшие проблемы, связанные с интерпретативным подходом к предметной области, самореферентным отказом от претензий на универсальность и нормативным обоснованием критики» (Хабермас 1987, 286).

Критика Хабермаса, ставящая акцент на перформативном противоречии и парадоксе самореференции, задает тон и сюжет для большей части современных дебатов на эту тему. Постмодернисты же игнорируют эту критику или отвечают на нее, прибегая к риторической аргументации. Например, Лиотар отрицает идею, что в межличностной коммуникации применяются уже заранее установленные правила и что всеобщий консенсус - это конечная цель любого дискурса (см. Лиотар 1984, 65–66). Постмодернисты реагируют на критику Хабермаса, потому что он принимает постмодернизм всерьез, а не просто, как это делает большинство критиков, отбрасывает его как недостойную внимания глупость. В самом деле, возможность тщательного дискурсивного анализа постмодернистских текстов свидетельствует об их читабельности. Хабермас согласен с постмодернистами в том, что в центре внимания должна быть современность и ее преломление в социальных практиках и институтах, а не теория познания и формальная лингвистика как автономные сферы познания. В этом смысле внимание Хабермаса к интерсубъективной коммуникации помогает нам прояснить основания, на которых продолжают разыгрываться страсти модернистско-постмодернистских споров.

21. Пост-постмодернизм

Совсем недавно широко обсуждались такие темы, как метамодернизм, пост-постмодернизм и «смерть постмодернизма»: в 2007 году Эндрю Хоборек отметил во введении к специальному выпуску журнала Twentieth Century Literature «После постмодернизма», что заявления о кончине постмодернизма стали обычным явлением. Небольшая группа интеллектуалов выдвинула ряд теорий, призванных описать культуру и общество в условиях якобы преодоленного постмодернизма, в первую очередь это Рауль Эшельман (перформатизм), Жиль Липовецки (гипермодернизм), Николя Буррио (альтермодерн) и Алан Кирби (диджимодернизм, ранее называемый псевдомодернизмом). Ни одна из этих новых теорий и ярлыков пока не получила широкого признания. На выставке «Постмодернизм. Стиль и сопротивление. 1970–1990» в Музее Виктории и Альберта в Лондоне (Лондон, 24 сентября 2011 – 15 января 2012) постмодернизм впервые был представлен как историческое течение…

22. Заключение

В целом постмодернизм - это тот дух, что пронизывает современную мысль. Он бросает вызов привычным утверждениям, методам, подходам, типам мышления и ценностям. Мыслящие педагоги должны быть в курсе постмодернистских предложений по усовершенствованию системы образования, но они также должны с осторожностью использовать постмодернистский жаргон для завлечения читателей, поскольку, несмотря на благие побуждения, это может повлечь для них скверные последствия. При этом необходимо понимать, что не всякое утверждение постмодернистов является постмодернистским. Хотя возможно, особенно с точки зрения постмодернизма, лучше вообще отказаться от всяких штампов.

Сегодня социология сталкивается с ситуацией, в которой 10 лет назад уже находи­лись некоторые направления, главным образом, в сфере гуманитарных наук:

Момент постмодерна наступил, и сбитые с толку интеллектуалы, художники и куль­турные деятели задавались вопросом, стоит ли им примкнуть к движению и присоеди­ниться к карнавалу или же лучше сидеть на обочине до тех пор, пока новое веяние не исчезнет в вихре культурной моды (Kellner, 1989b, p. 1-2)

Несмотря на то что многие социологи и некоторые социологические теоре­тики до сих пор считают постмодернистскую социальную теорию преходящим

Мишель Фуко: биографический очерн

«Мишель Фуко был, возможно, самым знаменитым интеллектуалом в мире», - произнес Миллер после смерти Фуко от СПИДа в 1984 г. в возрасте 57 лет. (J. Miller, 1993, р. 13). Слава Фуко была результатом захватывающих работ, оказавших влияние на мыслителей в различных сферах, включая социологию. Кроме того, Фуко прожил крайне интересную жизнь, и темы, проходящие через его жизнь, как правило, определяли и его творчество. По сути дела, можно утверждать, что через свое творчество Фуко стремился лучше по­нять себя и те силы, которые заставляли его вести ту жизнь, которую он вел. Среди последних работ Фуко была трилогия, посвященная сексу, - «История сексуаль­ности» (1976), «Забота о себе» (1984) и «Польза удовольствия» (1984). Эти работы отра­жают пожизненную одержимость Фуко сексом. Значительная доля жизни Фуко, кажется, определялась этой навязчивой идеей, особенно его гомосексуальность и садомазохизм. Во время поездки в Сан-Франциско в 1975 г. Фуко посетил сильно заинтересовавшее его процветающее городское сообщество геев. Фуко, по-видимому, привлекал обезличен­ный секс, процветавший в имевших дурную репутацию банях там в тот период. Его инте­рес и участие в этих занятиях были частью его пожизненного интереса к «непреодолимо­му, невыразимому, бросающему в дрожь, ошеломляющему, экстатическому» (цит. по: J. Miller, 1993, р. 27). Иначе говоря, в жизни (и в творчестве) Фуко глубоко интересовали «пограничные переживания» (в которых люди [и он в том числе] целенаправленно дово­дили свои умы и тела до предела прочности), наподобие обезличенных садомазохистских опытов, происходивших в этих банях и вокруг них. Фуко был убежден в том, что именно во время таких пограничных переживаний становятся возможны великие личные и ин­теллектуальные прорывы.

Таким образом, секс был связан с пограничными переживаниями, при этом одно и дру­гое было связано с взглядом Фуко на смерть: «Я думаю, что удовольствие, которое я счел бы самым настоящим удовольствием, было бы столь глубоким, столь сильным, столь не­преодолимым, что я не смог бы его вынести. ...Полное абсолютное удовольствие... для меня оно связано со смертью» (Foucault, цит по J. Miller, 1993, р. 27). Даже осенью 1983 г., когда он уже прекрасно знал о СПИДе и о том, что гомосексуалисты имеют несоразмер­но большую вероятность заразиться, он опять окунулся в обезличенный секс бань Сан-

увлечением (и для некоторых она продолжает скорее выглядеть как карнавал, не­жели серьезная научная попытка), факт заключается в том, что социологические теоретики более не могут игнорировать постмодернистскую социальную теорию. В современной социальной теории она стала «самым модным развлечением город­ка» (Kellner, 1989b, p. 2). В сущности, эта забава была столь модной, что, по край­ней мере, один теоретик настаивал на том, что следует перестать использовать этот термин, потому что «чрезмерное употребление износило его до крайности» (Lemert, 1994b, p. 142). То есть этим термином злоупотребляли как его сторонники, так и противники и сами по себе и в ходе горячих дискуссий.

С учетом значения постмодернистской социальной теории и порожденных ею жарких споров наша цель в данном разделе будет состоять в кратком введении в постмодернистскую мысль (Antonio, 1998; Ritzer, 1997). Это, однако, не простая задача. Во-первых, между постмодернистскими мыслителями, которые сами по себе чрезвычайно своеобразны, имеются значительные различия, поэтому труд­но делать какие-либо обобщения, которым соответствовало бы большинство тео­рии. Смарт (Smart, 1993), например, выделял три постмодернистские позиции. 1

1 Розено (Rosenau, 1992) различает скептических и позитивных постмодернистских мыслителей.

Мишель Фуко: биографический очерк (окончание)

Франциско: «Он воспринял СПИД очень серьезно... Когда он в последний раз отпра­вился в Сан-Франциско, он воспринял болезнь как пограничное переживание» (цит. по: J. Miller, 1993, р. 380).

Фуко также имел пограничный опыт с ЛСД в Забриски-Пойнт в Долине Смерти весной 1975 г. Там Фуко впервые попробовал ЛСД, и наркотики очень сильно повлияли на его рассудок: «Небо взорвалось... и звезды дождем сыпятся на меня. Я знаю, что это не прав­да, и все же это Правда» (цит. no: J. Miller, 1993, р. 250). Со слезами, струившимися по лицу, Фуко сказал: «Я очень счастлив.... Сегодня вечером я по-новому взглянул на себя. ...Теперья понимаю свою сексуальность. ...Мы должны вернуться домой» (цит. по: J.Mil­ler, 1993, р. 251).

До своего опыта употребления ЛСД Фуко испытывал затруднения при работе над иссле­дованием по истории сексуальности. Он планировал применить в этой работе во многом такой же подход, какой использовал в предыдущих произведениях, посвященных вопро­сам безумия и др. Однако после своего пограничного опыта употребления ЛСД он пол­ностью переосмыслил свой проект. Среди прочего, он уделил большее внимание лично­сти. Возможно, именно этот новый подход Фуко предчувствовал, когда во время своей поездки говорил о возвращении домой (т. е. к личности).

Фуко довел себя до предела не только в личной жизни, но и в своем творчестве. В самом деле, можно сказать, что экстремальный характер обоих взаимно подпитывал обе сфе­ры его жизни. Что бы ни говорили о творчестве Фуко, оно, несомненно, имело чрезвы­чайно креативный характер; оно раздвигало и, возможно, даже выходило за границы кре­ативности. Творчество было для него пограничным переживанием, и исследование этого творчества может быть «пограничным переживанием» для читателя.

Поскольку Фуко действовал на пределе, его жизнь и творчество не поддаются простому определению. Эта трудность была бы естественной для Фуко, учитывая, что однажды он написал: «Не спрашивайте, кто я, и не просите меня оставаться неизменным.... Не один человек, как и я, несомненно, пишет для того, чтобы не иметь лица» (Foucault, цит. по: J.Miller, 1993, р. 19).

Согласно первой, крайней, постмодернистской позиции, произошел фундамен­тальный прорыв, и современное общество было заменено обществом постсовре­менным. Среди сторонников этой точки зрения Жан Бодрийяр, Жиль Делёз и Феликс Гваттари (Guattari, 1972/1983; Bogard, 1998; «Теория, культура и обще­ство», 1997). Согласно второй позиции, хотя такое изменение и имело место, по­стмодернизм вырастает из модернизма и неразрывен с ним. Приверженцами этой ориентации являются такие марксистские мыслители, как Фредрик Джеймсон, Эрнесто Лаклау и Шанталь Муффе, а также такие представительницы постмодер­нистского феминизма, как Нэнси Фрезер и Линда Николсон. Существует, нако­нец, позиция, которая разделяется самим Смартом и согласно которой можно рас­сматривать модернизм и постмодернизм не как отдельные эпохи, а как участников длительных и непрерывных отношений, причем постмодернизм постоянно ука­зывает на ограниченность модернизма. Хотя типология Смарта может быть полез­ной, постмодернисты, вероятно, ее бы отклонили как сильно упрощающую все разнообразие их идей и в ходе этого искажающую сами эти идеи.

Хотя ни один термин не имеет сегодня большего резонанса среди ученых во множестве научных дисциплин, чем «постмодерн», относительно того, каково же точное значение этого термина, присутствует неопределенность и ведется

полемика. Для большей ясности полезно проводить различие между термина­ми «постсовременность», «постмодернизм» и «постмодернисткая социальная теория». 1 Термин «постсовременность» относится к исторической эпохе, ко­торую обычно считают следующей за эрой современности; «постмодернизм» - к произведениям культуры (в искусстве, кинематографе, архитектуре и т. д.), отличающихся от модернистских продуктов культуры, а «постмодернистская социальная теория» - к способу мышления, отличающемуся от модернист­ской социальной теории. Таким образом, постмодерн включает в себя новую ис­торическую эпоху, новые произведения культуры и новый тип теоретизирова­ния о социальном мире. Каждый из этих аспектов, несомненно, предполагает, что в последние годы произошло что-то новое и необычное, что уже нельзя опи­сать термином «модерн» и что эти новые обстоятельства встают на место мо­дернистских реалий.

Что касается первого из этих понятий, широко распространено мнение, со­гласно которому современная эпоха заканчивается или уже завершилась, и мы вступили в новую историческую эпоху постсовременности. Лемер утверждает, что начало постмодернизма, по крайней мере символически, можно усмотреть в

крушении модернистской архитектуры, случившемся в 3:32 пополудни, 15 июля 1972 г. - в момент разрушения жилого микрорайона «Прютт-Айгоу» в городе Сент-Луис... Этот массивный жилой комплекс в Сент-Луисе олицетворял собой самонадеянную убежденность модернистской архитектуры в том, что постройкой крупнейшего и само­го лучшего жилого комплекса проектировщики и архитекторы сумеют искоренить бед­ность и человеческие невзгоды. Осознавать эту символичность и разрушить олицетво­рение этой идеи означало признать провал модернистской архитектуры и, косвенно, самой современности (Lemert, 1990, р. 233; вслед за Jencks, 1977)

Разрушение «Прютт-Айгоу» отражает различие во взглядах модернистов и постмодернистов на возможность найти рациональные решения проблем обще­ства. Возьмем другой пример: война с бедностью, которую вел в 1960-х гг. Линдон Джонсон, была типичным проявлением модернистской убежденности в возможно­сти обнаружения и реального осуществления рациональных решений социальных проблем. Можно сказать, что в 1980-х гг. администрация Рейгана и ее общее нежела­ние разрабатывать массовые программы по преодолению таких явлений были харак­терными проявлениями общества постмодерна и убежденности в том, что не су­ществует единого рационального решения различных проблем. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в период между правлением президентских адми­нистраций Кеннеди, Джонсона и Рейгана Соединенные Штаты перешли от совре­менного к постсовременному обществу. Фактически, разрушение «Прютт-Айгоу» произошло именно в этих временных рамках.

Второе понятие, «постмодернизм», связано с культурной сферой, в рамках которой утверждается, что наблюдается тенденция к вытеснению модернист­ских произведений продуктами постмодерна. Так, в сфере изобразительного

1 Здесь я придерживаюсь различия, которое пропели Бест и Келлнер (Best and Kcllner, 1991, р. 5).

искусства Джеймсон (Jameson, 1984), как мы скоро увидим, сопоставляет пост­модернистские, почти фотографические и безэмоциональные изображения Мэ-рилин Монро Энди Уорхолом с модернистским и крайне впечатляющим «Кри­ком» Эдварда Мунка. В сфере телевидения показ «Твин Пикса» обычно считают удачным примером постмодернизма, тогда как «Папа знает лучше всех» - хо­роший пример модернистской телевизионной программы. В сфере кинемато­графа в качестве постмодернистской работы можно рассматривать «Бегущий по лезвию», тогда как «Десять заповедей», несомненно, можно определить как мо­дернистский фильм.

Третий аспект постмодерна, гораздо более уместный в данном контексте, - это возникновение постмодернистской социальной теории и ее отличия от теории модер­нистской. Модернистская социальная теория стремилась к универсальному, внеис-торическому, рациональному обоснованию своего анализа и критики общества. Для Маркса таким фундаментом было существование вида, тогда как для Хабермаса эту роль играл коммуникативный разум. Постмодернистское мышление отвергает эти поиски основания и склоняется к релятивизму, иррационализму и нигилизму. Вслед за Ницше и Фуко и некоторыми другими мыслителями постмодернисты поставили такие обоснования под сомнение, считая, что при этом определенные группы ставят­ся в привилегированное положение, а значение других принижается; одни группы наделяются властью, а другие представляются безвластными.

Подобным же образом, постмодернисты отрицают представление о «больших повествованиях» или метанарративах. Именно в отрицании этих идей заметную роль играет один из важнейших постмодернистов - Жан-Франсуа Лиотар. Лио-тар (Lyotard, 1984, p. xxiii) начинает с определения модернистского (научного) знания как определенного вида единого большого синтеза (или «метадискурса»), который мы связываем с творчеством таких теоретиков, как Маркс и Парсонс. Среди больших повествований, которые Лиотар связывает с модернистской нау­кой, присутствуют «диалектика Духа, герменевтика значения, освобождения ра­ционального или трудящегося субъекта или создание благосостояния» (Lyotard, 1984, p. xxiii).

Раз современное знание, с точки зрения Лиотара, отождествляется с метапо-вествованиями, то постсовременное знание предполагает отрицание таких боль­ших нарративов». Лиотар пишет: «До предела упрощая, я определяю постмодерн как недоверие к метаповествованиям» (Lyotard, 1984, p. xxiv). Конкретнее он утверждает: «Давайте вести войну с тотальностью... давайте активируем различия» (Lyotard, 1984, р. 82). Фактически, постмодернистская социальная теория ста­новится торжеством различных теоретических подходов: «Постмодернистское знание не является просто орудием авторитетов; оно совершенствует нашу вос­приимчивость к различиям и усиливает нашу способность допускать несораз­мерное» (Lyotard, 1984, p. xxv). С этой точки зрения, социология в своем поиске различных синтезов более конкретного характера перешла от периода модерна к эпохе постмодерна. Как считают Фрезер и Николсон, метаповествованиям или большим нарративам» модерна Лиотар предпочитает «уменьшенные, локализован­ные повествования» (Lyotard, 1988, р. 89). Варианты новых синтезов, обсуждавши-

еся на протяжении настоящей книги, можно считать примерами таких «уменьшен­ных», «локализованных» социологических повествований.

Тогда как Лиотар отвергает большие повествования в целом, Бодрийяр отрица­ет идею большого повествования в социологии. С одной стороны, Бодрийяр отвер­гает само понятие социального. С другой стороны, отрицание социального приво­дит к отрицанию социологического метаповествования, связанного с модерном:

великого организующего принципа, большого повествования Социального, нашед­шего поддержку и оправдание в идеях о разумном соглашении, гражданском обществе, прогрессе, власти, производстве - того, что могло свидетельствовать о том, что когда-то существовало, но более не существует. Эпоха социальной перспективы, точно со­впадающая с недостаточно определенным периодом, известным как модерн... прошла (Bogard, 1990, р. 10)

Таким образом, постмодернистская социальная теория выступает за неприя­тие метаповествований в целом и больших повествований в социологии, в част­ности.

Постмодернистская социальная теория в значительной степени была создани­ем людей, не являвшихся социологами (Лиотара, Деррида, Джеймсона и др.). В последние годы постмодернистский подход стал использоваться рядом социо­логов, и постмодернистская социальная теория, по крайней мере в некоторой сте­пени, может рассматриваться как часть классической социологической традиции. Возьмем, например, новую трактовку творчества Зиммеля, недавно появившу­юся под заглавием «Постмодернистский (постмодернизированный) Зиммель» (Weinstein and Weinstein, 1993; 1998). Вайнштейцы признают вескость доводов в пользу характеристики Зиммеля как либерального модерниста, создавшего боль­шое повествование об исторической тенденции к господству объективной культу­ры - «трагедии культуры». Однако при этом они утверждают, что не менее веские аргументы можно привести в пользу отнесения Зиммеля к теоретикам постмодер­на. Таким образом, они признают обоснованность обеих альтернатив и считают, что обе одинаково верны. Вайнштейны заявляют: «С нашей точки зрения, "модер­низм" и "постмодернизм" являются не взаимоисключающие альтернативы, а дис­курсивные области, граничащие друг с другом» (1993, р. 21). Они отмечают, что могли бы интерпретировать творчество Зиммеля в модернистском ключе, но по­лагают, что постмодернистское толкование более полезно. Таким образом, они выражают вполне постмодернистскую позицию: «Не существует никакого кон­кретного Зиммеля, есть лишь разные Зиммели, прочитываемые сквозь призму разнообразных подходов современного дискурс-формирования» (Weinstein and Weinstein, 1993, p. 55).

Какие же доводы приводят Вайнштейны в защиту постмодернизированного характера творчества Зиммеля? Во -первых, обращается внимание на то, что Зим­мель в целом был противником тотализации; действительно, он склонен к детота-лизированию современности. Несмотря на свою теорию «трагедии культуры» и за ее исключением, Зиммель был прежде всего эссеистом и рассказчиком и в ос­новном рассматривал диапазон конкретных проблем, нежели всю целостность социального мира.

Помимо этого, Вайнштейны и другие теоретики характеризуют Зиммеля как «фланёра», т. е. праздношатающегося. Конкретнее, Зиммель описывается ими как социолог, который праздно проводил время, анализируя разнообразные соци­альные явления. Все они интересовали его благодаря своим эстетическим каче­ствами существовали для того, чтобы «щекотать, удивлять, радовать или достав­лять ему удовольствие» (Weinstein and Weinstein, 1993, p. 60). Рассказывается, как Зиммель проводил свою интеллектуальную жизнь, бродя среди многообразных социальных явлений, описывая одно или другое в зависимости от своего настро­ения. Такой подход увел Зиммеля от тотализированного видения мира и привел к рассмотрению им ряда отдельных, но важных элементов этого мира.

Зиммель также описывается словом «бриколёр». Бриколёр - это такой интел­лектуальный «мастер на все руки», который использует все, чему случается попасть в его распоряжение. В распоряжении Зиммеля были многообразные фрагменты со­циального мира или, как пишут в терминах Зиммеля Вайнштейны (1993, р. 70), «че­репки объективной культуры». Будучи бриколёром, Зиммель по кусочкам соединя­ет любые идеи, которые может найти, чтобы пролить свет на социальный мир.

Нет необходимости слишком детально разбирать интерпретацию Вайнштей-нами постмодернизированного творчества Зиммеля. Уже приведенные примеры разъясняют, что такая трактовка столь же приемлема, сколь и модернизирован­ное видение. Было бы гораздо сложнее сформулировать схожие постмодернист­ские взгляды других крупнейших классических теоретиков, хотя, несомненно, можно обнаружить такие аспекты их творчества, которые согласуются с пост­модернистской социальной теорией. Сэйдман (Seidman, 1991) поясняет, что большая часть социологической теории модернистская, но, как показывает слу­чай Зиммеля, даже во вполне модернистской традиции присутствуют признаки постмодерна.

Признаки постмодернистской социальной теории можно также обнаружить у критиков теории модерна в рамках социологической теории. Как отмечают неко­торые ученые (Antonio, 1991; Best and Kellner, 1991; Smart, 1993), ключевая пози­ция представлена Ч. Райтом Миллзом (Mills, 1959). Во-первых, Миллз на самом деле использовал термин «постмодерн» для описания следующей за Просвеще­нием эпохи, в которую мы вступали: «Мы находимся в конце так называемой эпо­хи модерна.... За эпохой модерна следует период постмодерна» (Mills, 1959, р. 165-166). Во-вторых, он был суровым критиком модернистской «большой тео-рии» социологии, особенно в том виде, в каком это осуществлялось Толкоттом Парсонсом. В-третьих, Миллз одобрял социальную и нравственную вовлеченность социологии. Говоря его языком, он стремился к социологии, связывавшей широ­кие общественные проблемы с конкретными личными.

Несмотря на то что в творчестве Зиммеля и Миллза (и многих других) при­сутствуют признаки постмодернистской социальной теории, саму эту теорию мы обнаруживаем не здесь. Например, Бест и Келлнер утверждают, что Миллз «в весь­ма значительной степени является модернистом, если принимать во внимание его широкие социологические обобщения, тотализирующие социологические и исто­рические обзоры и веру в силу социологического воображения в деле понимания социальной реальности и изменения общества» (Best and Kellner, 1991, p. 8).

Принимая во внимание описанные общие положения, перейдем теперь к бо­лее конкретному рассмотрению постмодернистской социальной теории. Мы по­знакомимся с некоторыми воззрениями двух крупнейших представителей пост­модернистской социальной теории - Фредрика Джеймсона и Жана Бодрийяра.

ПОСТМОДЕРН, ПОСТСОВРЕМЕННОСТЬ (лат. post - после и modemus - современный) - одно из основных понятий современной социологической теории, обозначающее отрезок исторического времени, хронологически начинающийся с периода подрыва основ индустриального строя и простирающийся в будущее.

Понятие “постмодерн” не имеет позитивного определения и возникло для обозначения периода, открывающегося с преодолением социального порядка, называемого “модернити”. Последним неоднократно обозначали самые разные исторические эпохи. Впервые термин “modemus” был использован христианскими теологами 5 в. для противопоставления новой исторической эпохи языческим обществам Средиземноморья (рассматривавшимся как “anticuus”) (подробнее см.: Turner В. S. Periodization and Politics m the Postmodem.- В кн.: Липег В. S. (ed.). Theories of Modernity and Postmodernity L, 1995, p. 3-5). Вторично понятие“модернити” было использовано в эпоху Просвещения для подчеркивания различий между формирующимся индустриальным строем и феодальными порядками; в этом случае к эпохе “модернити” оказались причислены европейские общества начиная с кон. 17 в. Некоторые авторы, напр. А. Тойнби, относили данную границу к последней четверти 14 столетия (см.; ToynbeeA. A Study of History, vol. VIII. L, 1954, p. 144).

Соответственно и понятие “постмодерн” применяется для подчеркивания разрыва человечества со ставшей традиционной эпохой; в силу этого оно не обладает внутренней хронологической определенностью и может использоваться исключительно широко. В научный оборот оно вошло в сер. 50-х гг. одновременно в различных сферах социальной теории. В 1939 А. Тойнби обозначил им этап, открытый окончанием 1-й мировой войны, а в 1946 отодвинул его границы далее в 19 в., назвав переломным моментом сер. 70-х гг. прошлого столетия. В 50-е гг. Ч. Райт Миллс и П. Дракер предпочли обозначить формирующееся социальноесостояние не как postmodemity, а как post-modem order (см.: Mills С. R. The Sociological Imagination. Harmondsworth, 1956, p. 184; Drucker P. F. The Landmarks of Tomorrow. N. Y, 1957, p. IX). В дальнейшем к понятию “постмодерн” обратились в связи с изучением культурологических и социально-психологических особенностей (напр., Л. Фидлер и Л. Мейер при анализе постмодернистских тенденций в искусстве и архитектуре, исследования И. Хассана и Ч. Дженкса, Ж. Ф. Лиотара и Ж. Бодрийара, заложивших основы постмодернистской психологии, теории языка и символических систем).

Периоды постмодерна и модернити в современной социологии рассматриваются как альтернативные. Черты, приписываемые эпохе модернити, напр. динамизм, схожи с характеристиками индустриального общества. Как отмечает А. Турен, модернити воспринимается как эпоха, “отрицающая саму идею общества, разрушающая ее и замещающая ее идеей постоянного социального изменения”, а “история модернити представляет собой историю медленного, но непрерывного нарастания разрыва между личностью, обществом и природой” (TouraineA. Critique de la modernitй. Р., 1992, p. 281,199). Динамизм, порожденный модернити, переносится и на описание периода постмодерна.

Постмодерн определяется как эпоха, характеризующаяся резким ростом культурного и социального многообразия, отходом от ранее господствовавшей унификации и от принципов чистой экономической целесообразности, возрастанием многовариантности прогресса, отказом от принципов массового социального действия, формированием новой системы стимулов и мотивов деятельности человека, замещением материальных ориентиров культурными и др. Современное производство трактуется как производство знаковых, или символических, а не материальных ценностей (подробнее см.: Baudrillard I. Fora Critique of the Political Economy of the Sign.- BaudrillardJ. Selected Writings. Cambr., 1996; Lash S., UrryJ. Economies of Signs and Space. L, 1994). Постмодерн воспринимается его сторонниками как постэкономическая эпоха, для которой характерны демассификация потребления и производства, преодоление фордизма и отход от форм индустриального производства. Важнейшей составляющей этой эпохи является преодоление редукции человека к простому элементу производства, которая была присуща индустриальному обществу. В этой связи постмодерн нередко определяется как состояние, где растет внутренняя свобода человека, преодолевается отчуждение и снижается его зависимость от хозяйственных и политических институтов.

Эпоха постмодерна отличается всемирным масштабом. Если эпоха модернити может рассматриваться как период “явного доминирования европейской культуры” (Heller A., Feher F. The Postmodem Political Condition. Cambr., 1988, p. 146,149), то постмодернити связывается с утратой европейским регионом доминирующих позиций в мировой экономике и политике, с отказом от идеи национального государства и выдвижением на первый план иных социокультурных моделей. Идея постмодерна встретила критику, в которой можно выделить три этапа.

На первом этапе (кон. 70-х и 1-я пол. 80-х гг.) неопределенный термин “постмодерн” начал замещаться еще более аморфным понятием “модернизация”. Постмодерн стал трактоваться как гипотетический строй, формирование которого будет связано с завершением процесса модернизации; перспективы же его оставались неясными.

На втором этапе (сер. 80-х гг.) происходит пересмотр содержания понятия “постмодерн”. Если ранее модернити и постмодерн считались двумя периодами в социальной эволюции (см.: KumarK. From Post-Industrial to Post-Modem Society New Theories of the Contemporary World. Oxf. -Cambr., 1995, p. 67), то позднее эти понятия стали взаимозаменяемыми. Это позволило ограничить период модернити периодом истории с сер. 17 по кон. 19 в., модернизм - третью 19 и 1-й пол. 20 в., а постмодерн с последними десятилетиями индустриального общества.

На третьем этапе происходит отказ от характеристики современного состояния как постмодерна. Так, Э. Гидденс предлатает заменить термин “постмодерн” понятием “радикализованной модернити”; Б. Смарт рассматривает постмодерн как реконституирование модерна. Многие социологи и философы вообще отказываются от понятия “постмодерн”. Так, 3. Бауман рассматривает современное общество не как постмодерн, а как самоценную модернити, как модернити-длясебя (modernity for itself). Логическим завершением этого процесса стало признание того, что “модернизм характеризуется незавершенностью модернизации, а постмодернизм в этом отношении более современен, чем модернизм как таковой” (Jameson F. Post-Modernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism. L, 1992, p. 310).

Несмотря на свою противоречивость, концепции постмодерна оказали существенное влияние на социальную философию 2-й пол. 20 в.

Постмоде́рн - социологическая, историко-философская концепция восприятия мира в эпоху постиндустриализма, опирающаяся на недоверие к традиционным реалистическим концепциям, к истинности отражения реальности человеческими органами чувств.

Постмодернизм как специфическое явление в истории и социологии был выделен западными социологами в конце 1980-х гг. Понимание постмодернизма разработали французские философы-постструктуралисты: М. Фуко , Ж. Деррида , Ж.Бодрийяр , опираясь на концепцию о преобладании «страха и трепета» в менталитетежителя постиндустриальной цивилизации .

Постмодернисты выделили 4 основных вектора развития общественной жизни в период постиндустриализма :

1. Агностицизм (истина - это лингвистический феномен, сфера знаний - это языковые игры, истины - общепринятые суждения, а не отражение реальности).

2. Прагматизм (критерий интеллекта - успех, а выражение успеха в современном капиталистическом мире - это богатство).

3. Эклектизм (в стремлении не к истине, а к успеху возможно использование и смешение самых разных способов и методик, таким образом, лучшим отражением действительности становится коллаж, музейная коллекция).

4. Анархо-демократизм (непостижимость истины превращает любые объединения, включая государственные, в насилие над свободно мыслящей личностью).

В научном дискурсе намечается тенденция к размеживанию понятий Постмодерн и постмодернизм исходя из того, что Модерн - это то, что в восточноевропейской традиции (особенно в период СССР) принято называть Новое время (с его рационализмом и сциентизмом). Новейшее время с 1917 г. назвали Постмодерном потому, что в политику влились иррациональные составляющие европейской культуры (их анализировали Ницше и Шпенглер). Модернизм - это экстремистское отрицание мира Модерна (его апофеоз - консервативная революция, фашизм, нацизм), а постмодернизм - это не-экстремистское отрицание все того же Модерна. Отождествлять в этом контексте Модерн с модернизмом и Постмодерн с постмодернизмом нельзя. Также следует учесть, что в искусстве модернизма среди группы стилей есть и «модерн» (главным образом в дизайне и архитектуре), но его нельзя отождествлять с Модерном

Постмодерни́зм (фр. postmodernisme - после модернизма ) - термин, обозначающий структурно сходные явления в мировой общественной жизни и культуре второй половины XX века : он употребляется как для характеристики постнеклассического типа философствования, так и для комплекса стилей в художественном искусстве. Постмодерн - состояние современной культуры, включающее в себя своеобразную философскую позицию, до-постмодернистское искусство, а такжемассовую культуру этой эпохи .

История термина

В начале ХХ века классический тип мышления эпохи модерна меняется на неклассический, а в конце века - на постнеклассический. Для фиксирования ментальной специфики новой эпохи, которая кардинально отличалась от предшествующей, требуется новый термин. Современное состояние науки, культуры и общества в целом в 70-е годы прошлого века было охарактеризовано Ж.-Ф. Лиотаром как «состояние постмодерна». Зарождение постмодерна проходило в 60-70-е гг. ХХ века, оно связано и логически вытекает из процессов эпохи модерна как реакция на кризис её идей, а также на так называемую «смерть» супероснований: Бога (Ницше), автора (Барт), человека (гуманитарности).

Термин появляется в период Первой мировой вой­ны в работе Р. Панвица «Кризис европейской культуры» (1917). В 1934 году в своей книге «Антология испанской и латиноамериканской поэзии» литературовед Ф. де Онис применяет его для обозначения реакции на модернизм. В 1947 го­ду Арнольд Тойнби в книге «Постижение истории» придаёт постмодернизму культурологический смысл: постмодернизм символизирует ко­нец западного господства в религии и культуре .

Объявленным «началом» постмодернизма считают статью Лесли Фидлера, 1969, «Пересекайте границу, засыпайте рвы», демонстративно опубликованную в журнале Playboy. Американ­ский теолог Харви Кокс в своих работах начала 70-х годов, посвящённых проблемам религии в Латинской Америке, широко пользуется понятием «постмодернистская теоло­гия». Однако популярность термин «постмодернизм» обрёл благодаря Чарльзу Дженксу. В книге «Язык архитектуры постмодернизма» он отмечал, что хотя само это слово и приме­нялось в американской литературной критике 60-70-х го­дов для обозначения ультрамодернистских литературных экспериментов, автор придал ему принципиально иной смысл.

Постмодернизм означал отход от экстремизма и нигилизма неоавангарда, частичный возврат к традициям, акцент на коммуникативной роли архитектуры. Обосновы­вая свой антирационализм, антифункционализм и анти­конструктивизм в подходе к архитектуре, Ч. Дженкс наста­ивал на первичности в ней создания эстетизированного артефакта . Впоследствии происходит расширение содержания этого понятия с первоначально узкого определения новых тенденций в американской архитектуре и нового течения во французской философии (Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар) до определения, охватывающего начавшиеся в 60-70 годы процессы во всех областях культуры, включая феминистское и антирасистское движения.